что она говорила с ними как с разумными, без разбора прав и статусов. Даже за этот стыд они ее полюбят, потому что это чувство высокоорганизованных разумных, а не массы заменителей механики.

— Допустить аварию — ради чего угодно, даже ради достойной цели — у вас нет семей внизу? Родни? Друзей? Тех, с кем вы работали вместе? Добавьте к тому, что сегодня потеряно, тех, кто не успеет, потому что сегодня нас отбросило на неделю. Или вы уже забыли их всех из-за тех придонных пожирателей падали… Существа в сером, на этот раз я не о вас, а о тех, кто вас сюда послал. Еще не поняли кто вы, с вашим статусом? Вы — мясо, которое бросают хищнику, чтобы с вашей плотью он сожрал яд и издох. Ваше мелководное полноправие имеет здесь только один смысл — сеять раздор. Вы для этого здесь. Тем, кто вас послал, полной железой плевать на вашу работу, ваш статус, вашу лояльность, вашу честь. Вызвать раздор, выделить яд, вот вы зачем, слепой мусор. Вы часть тактики, безумной и губительной. — госпожа Нийе переводит взгляд на «старичков». — Но такая тактика работает только знаете с кем? Знаете, вы? Или сказать?

Она их так размазывала еще некоторое время, пока самые упрямые не перестали сопротивляться. Потом отпустила, а начальника участка перед собой, едва не тычками, погнала обратно в тот зал, где мы сидели. И обрушилась всей силой. Они, должно быть, были знакомы. Может быть, довольно близко.

— Я не знала, что ты такой идиот, Ри! — ну да, точно. — Ты хорошо прикрыл все свои действия. Ты даже персонал в укрытия загнал. Но ты идиот. Жалкая ветошь.

— Что я должен был делать? — надо же, этот разумный совершенно не боится госпожи Нийе, стало быть, неразумный.

— Тащить эту дуру оттуда — за волосы, за уши. Оглушить, если будет цепляться за стены.

— Я собирался, — поднял голову не называемый по полному имени Ри. — Но решил подождать, чтобы было совсем ясно, что она проигнорировала приказ. Она полноправный гражданин и уши у нее…

— Ты болванка полноправная. Тебе природа дала систему раннего предупреждения, а ты — ждать. Дождался?

— И что теперь?

— Ну давай вместе подумаем… — почти урчит госпожа Нийе. — У тебя просто прекрасная безаварийность. Исключительная. За счет чего? За счет организации работ? Работы с персоналом? Технических решений? Нет. За счет того, что ты брюхом чуешь опасность для себя… и чуйку свою натягиваешь на знание слабых мест на твоем участке. Ты не инженер. Ты не начальник. Ты тупое приложение к мягкому чувствительному брюшку! И ты тут угрелся, Ри. Ты начал верить, что чуйка тебя как-нибудь да удержит на плаву.

— Я сам думал, — вдруг сказал начальник участка, — почему я туда сразу не побежал. Я не знаю. Но мне кажется, что я… брюхом чувствовал. Так опасно — и так опасно.

— Это спасибо, — кивнула госпожа Нийе, — я попробую выяснить, что твоему брюху приснилось. А отсюда я тебя снимаю. За служебное несоответствие. Пойдешь на спасательную группу в первый сектор. Им нужна чувствительная аппаратура.

Они стояли, двое высоких и чем-то похожих — с пышными растрепанными волосами, только у одного грива была цвета снега и льда, а у другой — в тонах цветов и сумерек; с обожженными нездешним холодом лицами, а я смотрел и думал: госпожа Нийе состоит из секретов и тайн. В личном деле есть все про этого белобрысого, но нет ни слова о том, как они познакомились и почему она называет его дружеским именем, а он ее совершенно не боится. Может быть, он ее любовник? Мысль была странной — здесь с этим как-то… не получалось. Плохое время, плохое место. Все, кроме работы и выживания, откладывалось на потом. Но какое «потом» могло быть у белобрысого? Может быть, он здесь с самого совершеннолетия, с финальных тестов.

И еще я понял — все худшее приходит снизу. Предательство, подлость и злорадное ожидание чужой неудачи, все это оттуда. Административная интрига и технологическая диверсия под видом ошибки — оттуда. Все эти обычаи соперничества за ресурс доведены до совершенства там. А поняв это, вспомнил лица тех, в поселении, которых выбранила госпожа Нийе. Виновники аварии погибли, за исключением белобрысого, а причина аварии осталась. Она в этом образе мысли. Это зараза пострашнее «бешенства сенсов». Это… безумие разумных, оксюморон. Они там внизу такие давно, и считают свою болезнь за здоровье.

Все это были большие и страшные мысли, тяжелые как глыбы льда. Они сталкивались с грохотом в моем сознании. И я понял: госпожа Нийе неправа. Тех, внизу, нужно огородить и изолировать, и вернуть туда всех здешних, кто болен тем же. Поступить с ними так, как поступали с сенсами.

По дороге обратно госпожа Нийе вела скутер и громко, немелодично и невнятно распевала что-то незнакомое: «а то, что нам снится, само уже за рекой…», потом повернулась ко мне:

— Что подумал — забудь. Не спорь, вижу, что думал. Мне не веришь, старика спроси. Но лучше мне верь. Забудь. Вы не умеете, даже ваши нижние не умеют, и не надо учиться, не научитесь же, а получится крупная дрянь, а не те цветочки венчиком, что у вас цветут сейчас. У вас тут окраина. Интернат для глупых детей. И хорошо.

— А что же такое крупная дрянь? — удивленно спросил я. Вслух. Должно быть, потому что она любила водить все летающее сама, руками, и руки эти были надежно заняты.

— Например, — скривилась она, — когда такие, как они, доводят дело до точки кипения — и наверху, как ты понимаешь, не сразу, оказываются такие как, например, Ри. Или как ты. В обнимку с неизымаемым представлением о том, кто тут опасен для общества и что с этим делать. Почти правильным представлением. Только вы не умеете и не можете, и правду говорить и думать о том, что делаете, тоже не умеете и можете. Вы не приспособлены к внутривидовой конкуренции. Когда мир, это прекрасно. Когда конфликт, это неудобно. Когда революция — это гангрена. Знаешь, что такое гангрена?

Я знал, что такое гангрена. Увидел здесь, на работах, в свой первый год. Я не знал, что такое революция. Догадался по смыслу — но не знал раньше, что для этого есть слово. Специальное слово «проворот назад», «восстановление правильного хода вещей после злостного нарушения».

Она здорово умела запутывать, госпожа Нийе. То, что я уже хотел сделать, но еще не знал — как именно, что это было бы? Восстановление правильного